Неточные совпадения
Идти дальше, стараться объяснить его окончательно, значит, напиваться с ним пьяным,
давать ему денег взаймы и потом выслушивать незанимательные повести о том, как он в полку нагрубил
командиру или побил жида, не заплатил в трактире денег, поднял знамя бунта против уездной или земской полиции, и как за то выключен из полка или послан в такой-то город под надзор.
Генерал-губернатор обратился к
командиру с просьбой —
дать переводчика немецкого языка.
Кроме
командира и его помощников, в кают-компании находилось еще несколько пассажиров: молодой японец,
дама, интендантский чиновник и иеромонах Ираклий, сахалинский миссионер, ехавший следом за мною на юг, чтобы оттуда вместе отправиться в Россию.
Исправнику лошадиную кладь закатил и сказал, что если он завтра не поедет, то я еду к другому телу; бабу записал умершею от апоплексического удара, а фельдшеру
дал записочку к городничему, чтобы тот с ним позанялся; эскадронному
командиру сказал: «убирайтесь, ваше благородие, к черту, я ваших мошенничеств прикрывать не намерен», и написал, что следовало; волка посоветовал исправнику казнить по полевому военному положению, а от Ольги Александровны, взволнованной каретою немца Ицки Готлибовича Абрамзона, ушел к вам чай пить.
— Это, брат, еще темна вода во облацех, что тебе министры скажут, — подхватил Кнопов, — а вот гораздо лучше по-нашему, по-офицерски, поступить; как к некоторым полковым
командирам офицеры являлись: «Ваше превосходительство, или берите другой полк, или выходите в отставку, а мы с вами служить не желаем; не делайте ни себя, ни нас несчастными, потому что в противном случае кто-нибудь из нас, по жребию, должен будет вам
дать в публичном месте оплеуху!» — и всегда ведь выходили; ни один не оставался.
Утром — ученье; после ученья — отдых в кругу товарищей, завтрак в кабачке, игра на бильярде и проч.; обед — у полкового
командира; после обеда — прогулка верхом с полковыми
дамами; вечером — в гостях, всего чаще опять у полкового
командира.
— Лукавый старикашка, — сказал Веткин. — Он в К-ском полку какую штуку удрал. Завел роту в огромную лужу и велит ротному командовать: «Ложись!» Тот помялся, однако командует: «Ложись!» Солдаты растерялись, думают, что не расслышали. А генерал при нижних чинах
давай пушить
командира: «Как ведете роту! Белоручки! Неженки! Если здесь в лужу боятся лечь, то как в военное время вы их подымете, если они под огнем неприятеля залягут куда-нибудь в ров? Не солдаты у вас, а бабы, и
командир — баба! На абвахту!»
«Посмотрите, посмотрите, — это идет Ромашов». «Глаза
дам сверкали восторгом». Раз, два, левой!.. «Впереди полуроты грациозной походкой шел красивый молодой подпоручик». Левой, правой!.. «Полковник Шульгович, ваш Ромашов одна прелесть, — сказал корпусный
командир, — я бы хотел иметь его своим адъютантом». Левой…
В половине четвертого к Ромашову заехал полковой адъютант, поручик Федоровский. Это был высокий и, как выражались полковые
дамы, представительный молодой человек с холодными глазами и с усами, продолженными до плеч густыми подусниками. Он держал себя преувеличенно-вежливого строго-официально с младшими офицерами, ни с кем не дружил и был высокого мнения о своем служебном положении. Ротные
командиры в нем заискивали.
В шесть часов явились к ротам офицеры. Общий сбор полка был назначен в десять часов, но ни одному ротному
командиру, за исключением Стельковского, не пришла в голову мысль
дать людям выспаться и отдохнуть перед смотром. Наоборот, в это утро особенно ревностно и суетливо вбивали им в голову словесность и наставления к стрельбе, особенно густо висела в воздухе скверная ругань и чаще обыкновенного сыпались толчки и зуботычины.
— А вот я рад, что и вы здесь, капитан, — сказал он морскому офицеру, в штаб-офицерской шинели, с большими усами и Георгием, который вошел в это время в блиндаж и просил генерала
дать ему рабочих, чтобы исправить на его батарее две амбразуры, которые были засыпаны. — Мне генерал приказал узнать, — продолжал Калугин, когда
командир батареи перестал говорить с генералом, — могут ли ваши орудия стрелять по траншее картечью?
— Бомбами пускать! сук[ин] сын е….. твою м…
Дай только добраться, тогда попробуешь штыка трехгранного русского, проклятый! — заговорил ротный
командир так громко, что батальонный
командир должен был приказать ему молчать и не шуметь так много.
— Потрудитесь, когда вы пойдете, послать ко мне полкового адъютанта, — заключил полковой
командир, легким поклоном
давая чувствовать, что аудиенция кончена.
— А еще бы у него ничего не оставалось! Небось вы будете батарейным
командиром, так в город не
дадите лошади съездить!
По одному из них юнкеру, находящемуся под арестом и выпускаемому в роту для служебных занятий, советовалось не говорить со свободными товарищами и вообще не вступать с ними ни в какие неделовые отношения, дабы не
дать ротному
командиру и курсовым офицерам возможности заподозрить, что юнкера могут делать что-нибудь тайком, исподтишка, прячась.
Всякий порядочный
командир батальона
дал бы своей части в подобном случае хоть час-два блаженного отдыха после только что пережитых, столь сильных впечатлений.
Ротный
командир Дрозд, не стесняясь, говорил иногда, что он очень жалеет, почему Александров не дотянул на экзаменах до общего среднего балла, который
дал бы ему возможность стать портупей-юнкером,
командиром взвода.
— Да вот так же, вам всегда везет, и сейчас тоже! Вчера приехал ко мне мой бывший денщик, калмык, только что из полка отпущенный на льготу! Прямо с поезда, проездом в свой улус, прежде ко мне повидаться, к своему
командиру… Я еду на поезд — а он навстречу на своем коне… Триста монет ему
давали в Москве — не отдал! Ну, я велел ему дожидаться, — а вышло кстати… Вот он вас проводит, а потом и мою лошадь приведет… Ну, как, довольны? — и хлопнул меня по плечу.
Но нельзя не признаться, что самое высшее начальство в Сибири, от которого зависит тон и настрой всех прочих
командиров, насчет ссыльных дворян очень разборчиво и даже в иных случаях норовит
дать им поблажку в сравнении с остальными каторжными, из простонародия.
— Excusez ma femme.] но все это пока в сторону, а теперь к делу: бумага у меня для вас уже заготовлена; что вам там таскаться в канцелярию? только выставить полк, в какой вы хотите, — заключил он, вытаскивая из-за лацкана сложенный лист бумаги, и тотчас же вписал там в пробеле имя какого-то гусарского полка,
дал мне подписать и, взяв ее обратно, сказал мне, что я совершенно свободен и должен только завтра же обратиться к такому-то портному, состроить себе юнкерскую форму, а послезавтра опять явиться сюда к генералу, который сам отвезет меня и отрекомендует моему полковому
командиру.
— Смирр-но! — загремел фельдфебель. В подтянувшееся каре вошли ефрейторы и батальонный
командир, майор — «Кобылья Голова», общий любимец, добрейший человек, из простых солдат. Прозвание же ему
дали солдаты в первый день, как он появился перед фронтом, за его длинную, лошадиную голову. В настоящее время он исправлял должность
командира полка. Приняв рапорт дежурного, он приказал ротному...
—
Давай!.. Пароль… лозунг… отзыв… Хорошо! Что это?.. «Воина третьей сотни, Ивана Лосева, за злостное похищение одного индейского петуха и двух поросят выколотить завтрашнего числа перед фрунтом палками». Дело! «Господин полковой
командир изъявляет свою совершенную признательность господину пятисотенному начальнику Буркину…»
При разделе кружечный сбор составлял для каждого такую значительную сумму, при которой казенное жалованье было сравнительно сущею безделицей. Расписывались же только в одной этой казенной безделице, а самое значительное получение, «из кружки», выдавалось на руки без всяких расписок — по-домашнему, или по-семейному. Сколько
командир собирал, об этом этикетом принято было не любопытствовать, но тем, что он дарствовал, все были довольны, потому что он был «человек благородный и
давал не скупясь».
Я раз его спросил, передавал ли он Лидии Николаевне, что мы узнали о ее женихе, он отвечал, что нет, и просил меня не проговориться; а потом рассказал мне, что Иван Кузьмич знает от Пионовой весь наш разговор об нем и по этому случаю объяснялся с Марьею Виссарионовною, признался ей, что действительно был тогда навеселе; но
дал ей клятву во всю жизнь не брать капли вина в рот, и что один из их знакомых, по просьбе матери, ездил к бывшему его полковому
командиру и спрашивал об нем, и тот будто бы уверял, что Иван Кузьмич — добрейший в мире человек.
— Ишь какой
командир! — сказал Яков, когда Сережка ушел от них далеко. — У нас бы в деревне такого хахаля живо усмирили…
Дали бы ему хо-орошую взбучку — и всё… А здесь боятся…
Он попробовал раз подумать о том, что ему теперь делать, как выехать без копейки денег, как заплатить пятнадцать тысяч проигранных казенных денег, что скажет полковой
командир, что скажет его мать, что скажут товарищи, — и на него нашел такой страх и такое отвращение к самому себе, что он, желая забыться чем-нибудь, встал, стал ходить по комнате, стараясь ступать только наищели половиц, и снова начал припоминать себе все мельчайшие обстоятельства происходившей игры; он живо воображал, что уже отыгрывается и снимает девятку, кладет короля пик на две тысячи рублей, направо ложится
дама, налево туз, направо король бубен, — и всё пропало; а ежели бы направо шестерка, а налево король бубен, тогда совсем бы отыгрался, поставил бы еще всё на пе и выиграл бы тысяч пятнадцать чистых, купил бы себе тогда иноходца у полкового
командира, еще пару лошадей, фаэтон купил бы.
Виноват или не виноват батальонный
командир в том, что один из его солдат сделал под влиянием увлечения благороднейшим состраданием, — этого не станут разбирать те, от кого зависит хорошо начатая и тщательно поддерживаемая служебная карьера Свиньина, а многие даже охотно подкатят ему бревно под ноги, чтобы
дать путь своему ближнему или подвинуть молодца, протежируемого людьми в случае.
— Да-да… Такого
командира по всему флоту не найтить… Бережет он матроса,
дай бог ему счастья!
— Да, будь свежо, «Забияку» разбило бы… Бог
даст, мы застанем его еще целым. Он пять дней тому назад вскочил на камни, судя по письму
командира, доставленному английской шхуной…
А в гардемаринской каюте Ашанин сцепился с долговязым и худым, как щепка, гардемарином Кошкиным, который — о, ужас! — находил, что капитан слишком «гуманничает», и, несмотря на общие протесты, мужественно заявил, что когда он, Кошкин, будет
командиром, то… сделайте одолжение, он разных этих поблажек
давать не будет… Он будет действовать по закону… Ни шага от закона… «Закон, а я его исполнитель… и ничего более». И в доказательство этого Кошкин усиленно бил себя в грудь.
И в данном случае, представляя к награде капитана, хотя и попавшего в беду и едва не потерявшего вверенного ему судна, но показавшего себя в критические минуты на высоте положения, адмирал
дает полезный урок флоту, указывая морякам, в чем истинный дух морского дела, и поддерживая этот дух нравственным одобрением таких хороших моряков, как
командир клипера…
—
Дайте мне слово, что вы будете смотреть друг за другом, и что никто из вас не вернется на корвет в свинском бесчувственном виде. Это недостойно порядочного матроса. Обещаете своему
командиру?
Полк тогда
давал командиру хорошие средства, которыми гнушаться было не в духе времени, а к тому же вскоре после смотра предстояло получение ремонтных денег, которые могли с излишком погасить всю сумму займа.
— Да, изменение большое тогда пошло. Раньше, бывало: «Ваше высокопревосходительство!», «Ваше благородие!», «Рад стараться!». А тут
командиру корпуса: «Ну-ка, товарищ, дай-ка прикурить». Не
даст, — в ухо!
Дама побледнела и поспешно поднялась. Вошли политкомы Седой и Крогер, и с ними, —
командир бригады, бывший прапорщик, с туповатым лицом.
— Мы составили свой партизанский отряд,
дали клятву беспощадной борьбы и железной дисциплины.
Командир у нас лихой, — товарищ Седой. Сознательный человек. Всем беспонятным
дает понятие.
— Случай-с: они командира-с ожидали и стояли верхами на лошадях да курили папиросочки, а к ним бедный немец подходит и говорит: «Зейен-зи зо гут», [Будьте так добры (нем.).] и как там еще, на бедность. А ротмистр говорит: «Вы немец?» — «Немец», говорит. «Ну так что же вы, говорит, нищенствуете? Поступайте к нам в полк и будете как наш генерал, которого мы ждем», — да ничего ему и не
дал.
В 1866 году рядовой Шибунин, солдат расположенного близ Ясной Поляны полка,
дал пощечину своему ротному
командиру, изводившему его несправедливыми придирками.
Однажды на моем дежурстве поздно вечером зовут меня в приемную. Прихожу. У стола стоял в меховой николаевской шинели ротмистр граф Зарайский, адъютант
командира нашего корпуса, а рядом с ним — высокая стройная
дама в шубке и белой меховой шапочке.
Вскоре стало известно, что из четырех сестер милосердия, приглашенных в госпиталь из местной общины Красного Креста, оставлена в госпитале только одна. Д-р Султанов заявил, что остальных трех он заместит сам. Шли слухи, что Султанов — большой приятель нашего корпусного
командира, что в его госпитале, в качестве сестер милосердия, едут на театр военных действий московские
дамы, хорошие знакомые корпусного
командира.
Вечером денщики рассказали нам: недели полторы назад обозные солдаты случайно наткнулись на зарытый каолян и сообщили о нем своему
командиру. Капитан
дал каждому по три рубля, чтоб никому не говорили, и глухою ночью, когда все спали, перетаскал с этими солдатами каолян в свои амбары.
— Сам, сам, а приехав, приказ
дал написать… Я и посылал к
командиру полка… Завтра ему назначено представляться от шести до семи утра.
Вскоре после этого ему
дали во временное командование Тверской драгунский полк, до выздоровления полкового
командира. Берг двумя колоннами, из которых левую вел сам, а правую, из трех гусарских, двух казачьих и Тверского драгунского полка, поручил Суворову, двинулся к Кольбергу, который и сдался 16 декабря.
— Так точно.
Командир натуральный.
Дай бог кажному.
Дернул
командир плечом, щеки пламенем отливают.
Дать бы ему, Каблукову, промеж глаз, а ротного налево-кругом на гауптвахту, суток на десять, пока не очухается… Ан сначала-то проверить надо.
— Покойный, его светлость, — твердили они, — был наш отец, облегчал нашу службу, довольствовал нас всякими потребностями; словом сказать, мы были избалованные его дети; не будем иметь подобного ему
командира;
дай Бог ему вечную память!
По выздоровлении
командира Тверского драгунского полка Александру Васильевичу
дали под команду архангелогородских драгун, и в общем представлении об отличившихся Румянцев поместил его, как кавалерийского штаб-офицера, который, хотя и числится на службе в пехоте, но обладает сведениями и достоинствами прямо кавалерийскими.
Штаб-офицер присоединился к увещаниям полкового
командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы
дать место подходившим двум батальонам.
— Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! — вскрикнул Ростов. — Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой
командир, считает недостойным себя
дать мне удовлетворение, так…